Достигая определенного возраста, принято о чем-то тосковать.
Бесконечно насыщенные красками и четкостью пикселей цифровые устройства разрушают романтику, которую хранит человеческая память. Приходится смотреть глубже. Туда, где еще можно было просто наслаждаться закатом без звуков щёлкающих затворов.
Больше всего из свободных девяностых мне не хватает открытых крыш. Наверное, их закрыли тогда же, когда в подъездах начали ставить железные двери, все больше оставляя нас наедине с телевизором. В те времена день города отмечался как самый важный праздник на Земле, и большое количество людей, созерцающее с вершин девятиэтажек еще незастроенные поля в закатном солнце, осталось у меня как одно из самых лучших воспоминаний в жизни.
И вот, спустя двадцать лет я вновь оказался на крыше, пусть и другой, но с похожими ощущениями. Внизу роскошное старое здание Электрозавода. Чуть впереди возвышается некрасивая лужковская полукруглая высотка. Ещё дальше видна башня гостиницы, по которой можно найти Сокольники. А левее — одна из сталинских высоток.
Этот район удивительно спокоен для суетливой столицы. Этажом ниже слышны звуки барабанной установки. Через запотевшие окна напротив виднеются разноцветные огни и прыгающие тени. Под ногами хрустит снег, ветер холодит руки. Я смотрю в ночную Москву и делаю глоток неимоверно теплой колы.
Кажется, что нет на свете хуже напитка, чем тёплая кола.
